Крестик

 

Я вхожу в наш кабинет и ещё не знаю, какой он мой 8 «Б». Какие там мальчишки и девчонки? Добрые или не очень? Весёлые, шабутные или всё время с учебниками в обнимку ходят: и в столовке, и по дороге домой, и на переменке?..И какая она наша классная руководительница Людмила Павловна Полиглот?  Действительно ли её все языки легко даются, или кроме русского и литературы она вообще ничего не знает… —  так я размышляю и рассуждаю мысленно сам собой пока,наконец, не дохожу до середины кабинета и не натыкаюсь на одну из парт.С парты падают учебник и пенал одной из учениц (теперь уже моей одноклассницы), и я вижу её возмущённый и осуждающий взгляд. Ребята смеются над моей неуклюжестью, и мне  действительно в этот момент очень неловко. Под общий хохот, я сначала бледнею, затеммои ладони становятся влажными от волнения, и на просьбу Людмилы Павловны рассказать классу немного о себе и своих увлечениях я глупо улыбаюсь и виновато молчу. Да, я действительно растерялся…

 

К тому же у меня нет никаких особенных увлечений, ну разве что… уличное вязание. Слыхали  о таком? Это когда, на деревья, фонари, скамейки, дверные ручки или ещё куда-нибудь навязывается пряжа, и получается что-то вроде шарфика или манжета. Люди идут по улице, и видят всю эту вязаную красотищу и им от этого становится немного теплее и веселее на душе. А посидеть на такой обвязанной скамейке вы пробовали? Вот то-то и оно, что это настоящий класс, нопризнаться в своём хобби мне как-то немного неудобно, может быть даже стыдно. Сам не знаю почему. Ну, вроде как мальчишке, по общему мнению, не пристало стучать спицами и вязать всякую всячину, это больше подходит бабушкам и пожилым тётенькам. Но я-то знаю, что это не так. Меня, например, к этому хобби приучила мама, и она совсем у меня не старенькая и не отсталая от жизни, а даже наоборот. Мы вместе выбираем с ней пряжу, вместе вяжем, а потом с удовольствием фотографируем наши работы и обмениваемся опытом с другими такими же фанатами уличного вязания.

 

Но обо всём этом я не сказал никому из своего нового класса ни слова. Я струсил, и потому молча прохожу вглубь кабинета, достаю всё, что полагается к уроку, и  сажусь за пустую последнюю парту. Если окажется, что в классе нет заболевших, то мне, по всей видимости, сидеть здесь придётся одному до конца года. Я стараюсь не расстраиваться по этому поводу и старательно вывожу тему урока у себя в тетради, но до меня долетает чей-то смешок: «Что ты за чучело такое неуклюжее?». Я делаю вид, что не слышу, и следующий вопрос незамедлительно летит ко мне с другого конца ряда: «Да он по ходу дела вообще не разговаривает! Немой! Дадим ему кличку «Му-му»! Я краснею от возмущения и интуитивно чувствую, что мой первый день в новой школе пройдёт не совсем так, как я себе его представлял.

 

Следующий урок –физкультура. Я в хорошей физической форме: в Россоши, откуда мы недавно переехали сюда – в Москву, я частенько бегал по утрам вокруг стадиона и гонял с ребятами в футбол. В раздевалке я стараюсь как можно быстрее переодеться, чтобы во время занятий, в коллективной игре и в честной борьбе доказать ребятам, что я – не какой-то там кисель беспомощный, а что я — достойный игрок, а значит, я достоин стать членом их сформировавшегосяколлектива под названием 8 «Б».

 

Звенит звонок, и уже в дверях меня останавливает Славик – местный лидер класса, как я успел заметить. Он по-дружески хлопает меня по плечу и заботливо говорит: «Здорово, Васёк! Ты нас здорово повеселил на русском».

 

  – Гм, — отвечаю я, –рад, что Вы посмеялись, но я это всё не нарочно.

 

– Лады, — говорит Славик. – Сейчас игранём в баскетбол, станем одной командой! А чё это такое у тебя? – спрашивает он, вытягивая из-под майки мой нательный крестик.

 

– Крестик, – отвечаю я.

 

– А зачем? – интересуется Славик.

 

– Ну как… я крещённый. А у тебя, что нет крестика? – в свою очередь удивляюсь я.

 

– Не-а, нафига он мне? – Славик и ребята истерично гогочут. 

 

– А может, ты ещё и в храм ходишь по воскресеньям? – не унимается Славик и толкает в бок ребят, которые стоят рядом. Видно, что им и не хочется особенно смеяться, но они старательно выдавливаюсь из себя слабое похрипывание и кривые улыбки.

 

– Да, я хожу в храм, и не только по воскресеньям. И мои родители ходят, – Набираю в лёгкие воздуха,и я добавляю:  – Мы верующие.

 

–Ну, ты и дебил! — обрывает меня Славик и выходит вместе со своими ребятами в спортивный зал.

 

Я вижу, как они шепчутся и косятся на меня, но стараюсь не думать об этом. Учитель – Семён Аркадьевич свистит в свисток и мы выстраиваемся в шеренгу. Ребята меня как нарочно отпихивают и отталкивают к самому концу, хотя по росту я должен стоять один из самых первых среди мальчишек. Семён Аркадьевич замечает этот недочёт и силой впихивает меня в начало шеренги. Я снова слышу те же смешки и колкости: «Его не Му-му надо прозвать, а Монашкой».

 

Снова раздаётся свисток и начинается игра. Во время игры и Славик, и остальные ребята стараются разозлить меня, вывести из себя: силой вырывают из рук мяч, совсем не по правилам; как назло сильно толкают то в грудь, то в спину; шепчутся обо мне, а под конец игрымяч от Славика со всей дурилетит мне в лицо.Удар приходится прямо в нос и мне приходится останавливать кровотечение в туалете с помощью холодной воды и носового платка.

 

В это время Славик и парочка его верных «подданых» подходят ко мне и в грубой форме проясняют ситуацию:

 

– Хочешь стать своим среди нас, Васёк,  – придётся снять крест. Не снимешь к завтрашнему дню, — будешь в классе изгоем до выпускного вечера. А если и к следующему занятию по физре не снимешь крест – я тебе собственными руками чего-нибудь сломаю.Ты всё понял?

 

– Например, что? – поинтересовался я, и изо всех сил стараюсь,  чтобы мой голос звучал сейчас ровно и спокойно, не выдавая волнения.

 

– Например, ногу, – выпалил Славка и даёт мне такого подзатыльник, что у меня звёздочки перед глазами заплясали.

 

– Чем вам мой крест-то помешал, –кричу я, вытирая   нос, из которого снова хлынула фонтаном кровь.

 

 – Да не чем, – иронизирует Славик. –Просто принцип у нас такой: чтобы было всё по-нашему. А мне твой крест не понравился.

 

До конца дня я хожу как в тумане: нос раздуло до невероятных размеров и школьный врач отправила меня втравм пункт. Хорошо, что хоть с последних уроков отпустили, и у меня появилось время немного прийти  в себя, побыть одному и поразмыслить над создавшейся ситуацией.

 

– Что я теряю, – рассуждал я, – если сниму крест, то смогу с ними подружиться. Я – новенький  и лишний раз конфликтовать мне не к чему. Итак, вон нос, какой стал, как спелый чернослив на ветке.  – А с другой стороны, –как снять крест, который на меня при крещении был одет?! Это же грех! Господь накажет! И родители будут ругать, обязательно будут ругаться!

 

Я шёл до травм пункта, наверное, больше часа и всё это время в моей голове сталкивались с новой силой две эти мысли: снять или не снять? Пойти против наглости и глупости Славика и ему подобных, или же выбрать путь смирения, а если называть вещи своими именами, то путь элементарной трусости и слабости. Только вопрос: чем всё это закончиться? И готов ли я к такому повороту событий?

 

– Нос у тебя, парень, сломан, – сказал мне невысокий врач в очках в тонкой оправе. Он положил снимок рентгена  в отдельный файл и отдал мне, –постарайся избегать физического напряжения в ближайшие дни. Поделай вот эти компрессы и мажь мазью нос каждый день, а через две недели — на приём к специалисту.  – С этими словами он протянул мне рецепт и вызвал следующего пациента.

 

– Ну и дела думал я. – Нет, я был не расстроен, я был       просто раздавлен.  Голова гудела, и где-то внутри всё больше рос и подкатывал к самому горлу комок. Я крепился, чтобы не зареветь, но слёзы сами выступили у меня на глазах и предательски заблестели на солнце.

 

 – А что если снять крестик перед самой школой, — подумал я, вытирая солёные дорожки, пробежавшие по моим щекам, —  а перед приходом домой снова одеть? Так и родители, и Славик, — все будут довольны, и самое главное –  у меня всё целое будет.  А то так и до выпускного не доживёшь, — я иронично скривил губы и с этим выражением лица так и плёлся до самого дома.

 

А дома я старался не думать о предстоящем дне, но, почему-то был уверен, что сумел найти самый лучший выход из ситуации, сумев обхитрить всех и проявив себя, как необыкновенный дипломат и стратег. Родителям я не стал рассказывать всех подробностей случившего: мол, нос мне разбили на физкультуре, когда я отвлёкся, а так в школе всё нормально. Я не хотел их расстраивать, и я почти гордился, каким образом я решаю самостоятельно свои проблемы и чувствовал себя необыкновенно взрослым и мудрым.

 

За ужином я не смотрел родителям в глаза и всё больше отмалчивался. И вечерняя молитва, которую мы каждый вечер читали вместе с родителями перед сном грядущим, совсем не трогала моего сердца. Мои мысли были далеки от молитвы: я всё думал и думал, как ребята отреагируют на то, что я послушался их и снял свой крест. Снял сам! И тут моё воображение стало рисовать мне самые разные картины: вот мы идём вместе со Славиком по двору, —  мы уже закадычные друзья, не разлей вода, —  и мы вместе гуляем по району, разъезжаем на машине его отца или, может быть, брата, сидим в местном ресторанчике, делаем шашлыки всем классом вместе, и все со мной дружны и во всём слушаются меня…Я – авторитет, потому что Славик  и я: мы – теперь вместе, мы – одна команда.

 

Молитва закончилась, и я стал укладываться спать. И тут только, раздеваясь, я заметил, что креста на мне нет. Цепочка осталась одиноко висеть на шее, а креста нигде не было.

 

Я обыскал свою комнату, коридор, ванную, кухню, но всё напрасно: моего креста нигде не было. Я тайком оделся, пока мама с папой были заняты домашними делами, и пошёл искать на улицу, в подъезде, около дома, стало уже темно и мои поиски так ни к чему не привели.

 

Я почувствовал отвращение к самому себе за то,  какое лукавое и подлое решение принял сегодня. Снять православный крест со своей груди! Снять святыню из-за какого-то глупого мальчишки, пусть даже хама и грубияна, и местного хулигана! Пусть даже он сумел напугать меня, но неужели я боюсь его кулаков больше, чем гнева самого Господа Бога! Я был так потрясён своим собственным ничтожеством и трусостью, что сидел на кровати и слёзы раскаяния тихо катились по моим щекам. Я чувствовал себя червяком и был противен самому себе.

 

В это время в комнату тихо вошла мама. Она ласково потрепала меня по волосам и крепко обняла.

 

–Василёк, мальчик мой! Ты почему плачешь?

 

Что я мог ей ответить? Что её сын – трус и маловерный предатель?

 

Тогда мама села рядышком со мной, я уткнулся  в её  плечо, и  тут у неё в руке я увидел свой нательный крестик.

 

– Откуда он  у тебя?

 

– Нашла в пакете с физкультурной формой, – отвечает мама. – Хотела постирать. А ты почему ничего не сказал, что потерял его? – и она положила нательный крестик мне на подушку.

 

 

Я снова ничего не ответил.  

  

– Испугался, что мы будем ругаться? – Мама крепко поцеловала меня в макушку, и мы несколько минут сидели с ней обнявшись молча. На душе у меня постепенно становилось светлее и спокойнее. Светлая и тихая уверенность, что завтрашний день будет лучше, чем предыдущий, и что Господь самуправит все мои дела.  Нужно только довериться ему во всём и принести покаяние. И я просил, просил прощение у Бога за свою трусость и маловерие,  и с этими мыслями незаметно заснул.

 

Утром я помолился, спокойно собрался и пошел в школу, как ни в чём не бывало, не опасаясь того, что могу стать сегодня и на долгие годы изгоем №1 в  своём классе, что мне снова расквасят физиономию — случайно или умышленно, или что мне вслед полетят  чьи-то глупые упрёки и смешки. Я был спокоен и твёрд в своём решении  постараться больше никогда не предавать Бога.

 

Когда я вошёл в класс, ребята как-то странно на меня смотрели, но ничего не говорили. Славки почему-то сегодня не было. Я сел за свою парту и приготовился к уроку. Физика, химия и алгебра пролетели на одном дыхании. Было интересно и нисколечко не скучно, потому что меня не отвлекали посторонние мысли и не тревожили всякие глупости, вроде того, кто и как на меня посмотрел.

 

В столовой я вызвался помочь дежурной Антонине накрыть на стол, и мы вместе с ней ушли с урока на несколько минут пораньше.

 

 – А ты всё-таки молодец, что не пошёл у Славки на поводу, — сказал вдруг неожиданно Тоня.  Когда я нёс поднос с чашками и тарелками, пуговица на вороте моей рубашки, видимо расстегнулась, и мой нательный крестик снова выбился наружу. Я поспешил спрятать его, и спросил, как она узнала об этом.

 

– Весь класс знает. Славка – он ведь трепло. Всем разболтал вчера, что напугал тебя до полусмерти, и требовал, чтобы мы тебя  всем классом игнорировали.

 

– Ну а вы что? – поинтересовался я.

 

– Мы… – Антонина задумалась, — мы решили посмотреть, каким ты придёшь: если будешь плясать под его дудку, будем, и мы об тебя ноги вытирать. А ты оказался не сопляком. За это тебя можно уважать.

 

Я поблагодарил Тоню за откровенность. А на последнем уроке, Людмила Павловна заглянула к нам в класс на урок географии и сказала, что Вячеслав Замарахов– он же наш Славик, — не будет ходить на занятия в школу в течении месяца, а может и больше, потому что сломал вчера вечером ногу: по дороге домой оступился около строящегося подземного перехода и провалился в какую-то яму.

 

– Я вас очень всех прошу быть осторожными и постройкам не шастать! – резюмировала Людмила Павловна. –  Не хватало нам тут настоящий  лазарет устроить, — и она строго погрозила всем нам указательным пальцем.

 

Мы, кончено, в ответ все  похихикали, но лица ребят и девчонок очень скоро снова стали серьёзными. Видимо, всё в жизни, происходит не спроста…

 

А в декабре перед самым Новым годом наша школа выиграл большой районный  конкурс, на звание «Лучший творческий проект года». Я предложил на общем школьном собрании украсить школьный двор вязанными вещами и неожиданно моё предложение понравилось и получило отклик среди ребят. Вязали, конечно, в основном девчонки, ну и я, конечно. Зато мальчишки с большой охотой помогали закреплять вязаные вещи на деревьях, фонарях, столбах, скамейках и даже на заборе. Получилось очень красиво, уютно и, самое главное нам всем было интересно и весело вместе работать.

 

А я ещё раз убедился, что Господу Богу можно и нужно доверять свою жизнь целиком и полностью, но, нужно также научиться любить Бога и никогда уже не предавать его, как бы не было трудно и плохо.