Автор: Фазир Муалим

 

Для справки: в суфийской символике «Возлюбленный» — Бог.

 

Прежде, чем рассказать о женщинах в суфизме (а точнее – я расскажу об одной женщине), необходимо для русского слушателя хоть немного сказать о самом суфизме: что это такое, кто такой суфий, взгляд суфия на себя со стороны и изнутри, а также взгляд постороннего на суфия; возник суфизм во времени или в вечности и так далее.

 

 

 

Почему об одной женщине, а не о женщинах многих? Потому что в данном контексте не имеет значения: одна или много, вчера или сегодня. Потому что мы начинаем говорить о пространстве, где обычная логика и причинно-следственные отношения не имеют силы. Иногда учитель может жить в будущем, а ученик в прошлом, к примеру.

 

Существует как минимум два понимания суфизма, однако не противоборствующих, а далеко или близко отходящих друг от друга по некоторым вопросам. Первое понимание дает определение суфизма как одного из мусульманских течений. Иногда представляют его как мистический ислам, иногда – как аскетический ислам, иногда – и то, и другое вместе (мистико-аскетический), а иногда и просто как направление в мусульманской философии. Если мы принимаем такое понимание, то смело можно сказать, что суфизм появился с возникновением Ислама. Первыми суфиями в таком случае были «люди скамьи», бедные сподвижники Пророка, жившие при его мечети и ведшие аскетический образ жизни.

 

Но есть другое понимание суфизма. По нему суфизм – сердце всякой религии, тайна всех мировоззрений. Но так как любому содержанию, чтобы быть, требуется определенная форма, суфизм вместил себя в сосуд Ислама, самый удобный для него, украсив его рисунками, и запахами, и звуками Поэзии и Музыки. Адам – вот кто был первым суфием в этом случае, то есть вообще человек, идея человека.

 

Можно сказать, что суфизм в первом понимании – это образ жизни, стиль жизни. А во втором – образ мышления и сознание, которые в итоге и определяют стиль жизни.

 

Выработана формула, наиболее точно выражающая состояние суфия: «В миру, но не от мира». По большому счёту, у суфия нет правил. Потому что правило предполагает, что какая-то ситуация один в один может повториться, но суфии провозглашают и воспевают жизнь в текучести; суфии – это люди Мига. Для иллюстрации можно вспомнить известный анекдот про молу Насретдина. Как-то Насретдина упрекнули в том, что он который уже год утверждает, что ему 40 лет. На что он отвечает: «У мужчины должно быть одно, твердое, слово». Это один из методов обучения и передачи знания в суфизме – метод провоцирования или, я бы сказал, метод вывернутой истины: говорить с дверью так, чтобы слышала стена.

 

«Путей на свете столько, сколько сердец человеческих» — другая важная формула в суфизме, которая также отрицает всякие мертвые правила. Или – изречение Пророка: «Спрашивай у своего сердца, если даже тебе советует величайший в мире авторитет». Тут я хочу уточнить, что когда я говорю о правилах, я имею в виду именно мёртвые правила Догмы, в отличие от живых правил Традиции.

 

В установлении Догмы громадную роль, на мой взгляд, сыграло появление письменности, возможности фиксировать, засушивать идеи. Суфий – это скорее сохранившийся, выживший человек бесписьменного сознания. В суфизме знание передается от человека к человеку, этим знанием заражаются, будто болезнью. Люди письменного сознания имеют посредника – книгу: они умерщвляют истину, измельчают в буковки, растирают в порошок и передают такой концентрат для восстановления. Вот почему в суфизме обязательный момент – наличие живого учителя, отношения «Учитель – Ученик».  Которые, кстати сказать, могут быть не иерархические, а подвижные, вращающиеся.

 

И вот почему суфизм стал в пору, в самый раз, женщине во времена мужского превосходства и меньших для женщины возможностей доступа к знанию. Суфизм – это работа сердца, это практика воссоединения, когда стираются всякие границы – даже границы между Я и ТЫ.

 

Первая женщина, которая вошла в историю исламского мистицизма как великий мистик была Рабийа Адавийя. Она родилась четвертой дочерью в бедной семье в Басре. Родители скоро умерли, старшие сестры ушли из дому в поисках лучшей доли. Рабийа осталась одна, жила одна, ограничивая себя в материальном мире вплоть до того, что подушкой ей служил плоский камень, едой – вода. Все дни и ночи она проводила в молитвах дома или уходила к реке для созерцания. Попала в рабство, но для рабыни она оказалась слишком неподходящей со своим благочестием и обращениями к Богу, была освобождена и вернулась в свой дом.

 

Моя любимая история о Рабийе – вот она. Однажды она в кругу сотоварищей сидела и размышляла по своему обычаю. Вдруг один из друзей, который умел ходить по воде, говорит: «А давайте перенесем наше собрание, сядем на воде и продолжим там размышлять о Боге». Рабийа отвечает: «А почему бы нам не взлететь и не усесться в воздухе? Если тебя не устраивает наше общество, так и скажи прямо. Твоей способностью не тонуть в воде обладает рыба, моей способностью летать Бог наделил и муху. Талант дается не затем, чтобы хвастать друг перед другом, а для служения».

 

Рабийа внесла в суфизм обращение к Богу как к Возлюбленному, сохранившееся в суфийской поэзии до сих пор. Аттар в «Парламенте птиц» дает «Молитву Рабийи»:

 

«…Удовольствуюсь я нищетой от Тебя,

ибо Тебя навеки достаточно мне.

Если засмотрюсь в направлении двух миров

или возжелаю иного, чем Ты, то я – неверная».

 

Она была поэтом, но достоверно не известно, свои ли читала она стихи или читала к конкретному случаю других поэтов. Это лишний раз иллюстрирует мою идею, что суфии – люди бесписьменного сознания, люди всеобщей энергии.

 

О моя радость, мое томление,

О моя святыня, мой спутник,

О Пища моего пути,

О мое сокровенное стремление,

Ты — дух мой,

Ты — упование мое,

Ты — друг мой,

Мое страстное жаждание, мое благо.

без Тебя, о жизнь моя и любовь,

Никогда не одолеть эти нескончаемые земли

И блуждать в них вечно.